|
→ Версия для КОМПЬЮТЕРА 
|
«Жизнь и деятельность Зиновия Петровича Соловьёва»
3
З.П.Соловьёв среди детей
Павел Меркулов, в 20-е годы - вожатый пионерского отряда в Симферополе
Читающему эти строки, может быть, приходилось слышать, какое громадное внимание уделял З.П.Соловьёв детям и их воспитанию. Недаром "Пионерская правда" извещает пионеров Советского Союза следующей статьей: "Умер ваш любимец". Действительно, т.Соловьёв был любимцем детей не только Советского Союза, но и других заграничных пионерских организаций.
Мне лично пришлось убедиться, насколько детвора была привязана к нему и насколько он придавал огромное значение ее воспитанию. Своей неутомимостью, своим отношением к детям он дал нам наглядный урок, как надо обращаться с детьми.
Я хочу привести несколько наиболее ярких фактов из жизни т.Соловьёва среди детей.
Будучи вожатым Симферопольского пионерского отряда при союзе "Медсантруд", в июле 1927 г. я получил распоряжение райкома ВЛКСМ направиться с пионерским отрядом в санаторный лагерь на Южный берег Крыма - "Артек". Погрузившись на тряские автобусы, с бесконечным детским гвалдом и нестройными песнями мы двинулись по Алуштинскому шоссе. Еще в Алуште во время стоянки пионеры узнали от встречных ребят, что т.Соловьёв в "Артеке". Вопросы сыпались бесконечно: какой Соловьёв, увидим ли мы его и т. д. Спустя полтора часа автобусы свернули с шоссе и мягко стали спускаться среди густых зарослей к морю. Из-за поворота ярко-голубой лентой блеснуло море, и еле заметными белыми пятнами среди зелени мелькнули палатки лагеря.
"Артек", "Артек"!
Спустя десять минут автобусы, шурша ракушками, подкатили к лагерю. Лагерь расположен на самом берегу моря у подножия Аю-дага (Медведь-горы). За лагерем сейчас же начинается старый парк
, и благодаря комбинированному воздуху - от моря, лавров и сосны - климатические условия для детей бесподобны. Вот в этом-то благодатном уголке и зародился благодаря трудам Соловьёва пионерский санаторный лагерь. Не успели ребята еще выбраться из атобусов, как из маленького двуоконного домика с высоким крыльцом, заставленным двумя кадками олеандров, вышел высокий солидный мужчина в белом кителе и фуражке, русая бородка была подстрижена острым клинышком.
"Пионер, к борьбе за рабочее дело будь готов!" - крикнул он мягким голосом, подходя к автобусам.
"Всегда готов!" - ответили ребята. Со всех концов лагеря бежали уже жившие здесь пионеры с криком: "Т.Соловьёв, т.Соловьёв".
Здесь-то мы и сообразили, что перед нами сам Соловьёв. Расспросив ребят о дороге, поговорив с нами, он предложил направиться одеваться к обеду. За обедом ребята вели себя бесцеремонно: дергали его за полу кителя, приставали, требовали все, кто что вздумал, начиная с резиновых мячей и кончая моторной лодкой.
Дни лагерной жизни потекли быстро и разнообразно. В один из таких дней мне лично пришлось близко столкнуться с т.Соловьёвым. В лагере произошел небольшой инцидент среди детей, съехавшихся на отдых с разных концов Союза; была здесь и немецкая пионерская делегация, находившаяся на отдыхе. Т. Соловьев пригласил всех нас вожатых к себе на совещание. Покончив с ужином и уложив ребят спать, все вожатые, кроме дежурного, направились в Соловьёвский домик. Нас поразила обстановка домика своей простотой: обыкновенная санаторная койка, круглый стол и три стула, да в углу бельевой шкаф - вот и все, что было в комнате. Нас пришло пять человек вожатых: рязанского и нижегородского отрядов, вожатых киргизского пионерского отряда, вожатый немецкой пионерской делегации и я, так что всем не хватило места и некоторые уселись на пороге.
Т. Соловьёв в этот вечер изменил своему режиму ложиться в девять часов, уже где-то пели петухи, а он все еще с нами беседовал о работе лагеря и давал ценные указания о подходе к детям, причем каждое слово ему приходилось говорить два раза: нам - по-русски и вожатому немецкой делегации - по-немецки; киргиз же знал хорошо по-русски. В этот вечер мы расстались как свои люди. Чувствуя силу его слов, мы увидели все наши недочеты, на которые до сих пор не обращали внимания. И несмотря на то, что т.Соловьёв был здесь на отдыхе, несмотря на свое уже расшатанное здоровье, он часто проводил с нами свои беседы. Из этих бесед я многое вынес для дальнейшей своей работы среди детей и применяю его советы до сих пор.
Мне хочется остановиться на одном факте, характеризующем любовь т.Соловьёва к детям. В конце июля ночью разыгралась гроза с сильной бурей. Порывы ветра настолько усилились, что начали рвать палатки и сносить их , выдергивая вместе с кольями. В лагере поднялась паника, бестолковая беготня вожатых и рабочих, суета медицинского персонала ни к чему не приводила. Среди детей поднялся плач, крик, ночь превратилась в ад. Дождь лил словно из ведра, молния рвала темноту, а гром своими раскатами покрывал крик и распоряжения еще не потерявших голову людей. Вдруг раздался твёрдый, спокойный голос: "Детей на дачи, вызвать весь персонал". Отнеся двух ребят на дачу и побежав снова в лагерь за детьми, я встретил т.Соловьёва, несущего троих ребят на дачу; он поднимался в гору, ноги его скользили, фуражки на нем не было, и весь он был в грязи. Когда я хотел взять у него одного из ребят, я получил строгое: "Ступайте вниз за следующими". В эту ночь никто не спал, не спал также Соловьёв. На утро и весь день, пока ставились палатки, Соловьёв лично ходил по дачам, осматривая детей. К счастью, все прошло хорошо, никто не простудился. На следующем совещании т.Соловьёв нам сказал: "Палатки не годятся, нужны сухие светлые бараки; к следующему сезону мы их выстроим." Мы согласились, что нужно, но не поверили, что их выстроят так скоро.
15 августа, т.е. через полтора месяца, наш срок кончился; мы и немецкая делегация уезжали. Соловьёв вышел проститься. Наши ребята лезли целоваться, а от них не отставали и немцы. Усадив всех на автобусы, т.Соловьёв лично просмотрел все машины, перепробовал прочность дверок и, давая указания вожатым, сказал: "Дети - это прежде всего". Больше т.Соловьёва видеть мне не пришлось, хотя в мае 1928 г. я и был в "Артеке", где уже в два ряда стояли новые пахнувшие краской бараки вместо старых ветхих пасаток...
Глядя на эти бараки, я ярко вспомнил бурную ночь и его слова - "Нужны бараки" и стало стыдно за свое неверие...
Ни один пионер, побывавший в "Артеке", и лично знавший Соловьёва, узнав о его смерти, не прочтет равнодушно страницы "Пионерской правды".
