|
→ Версия для КОМПЬЮТЕРА 
|
«Почти невероятные приключения в Артеке», П.Аматуни
1.2
Трудно описать красавца Тюлю-Люлю. Рост у него небольшой – сантиметров двадцать. На крепкой умной головке будто надета золотистая тюбетейка, а на груди - золотистая «манишка» с тёмно-синими пятнышками в виде ожерелья. На короткой шее золотистые и синие тоненькие «волны» и такой же расцветки крылья, небольшой размер которых понуждал к стремительному и «порхающему» полёту. Хвост длинный, из шести-семи синих перьев. Лапки с четырьмя пальцами – тоже синие, но не так, будто от холода, а по-настоящему. У Тюли-Люли даже крючковатый клюв был с синей шишечкой наверху.
Его друга, уже упомянутого мной Килограммчика, на самом деле звали Гошкой. Это розовощёкий толстячок с плутоватыми карими глазами. Шатен, среднего для своих лет роста.
У каждого человека есть какая-нибудь особенность в характере; у Гошки сопротивление. Всему и во всём. Особенно сильно оно вспыхивало, когда Папа давал ему поручение. Любое. Даже ничтожное. Например, вбить гвоздь в деревянную стену. В таких случаях Гошка тратил уйму усилий, чтобы оттянуть время: пересчитывал мух на кухне, гонял соседского сиамского кота Осьминога Кальмаровича, принимал таблетки от головной боли – лишь бы не браться сразу за порученное ему дело.
Вот каким странным и непохожим на других рос этот Гошка...
Ещё он любил поесть и в этом искусстве тоже не имел себе равных. Папа пытался его сдерживать, но это редко удавалось: Мама готовила так вкусно, что бывало, и сам Папа неохотно поднимался из-за стола, тяжело отдуваясь.
Ели же к обеду подавались ещё и блины да миска сметаны, Папа весело говорил:
- Ну, брат, держись... - и, расправив плечи, добавлял: - Не посрамим свою фамилию!
И не посрамляли, разумеется.
К третьему классу фигура Гошки округлилась и стала, как гирька, - отсюда и прозвище Килограммчик.
Папа, как и полагается, был главой семьи с самого её основания. И ещё писал книги для детей младшего и среднего школьного возраста, преимущественно сказки.
Писатели, как правило, надомники: пишут в своём домашнем рабочем кабинете. Папа вставал чуть свет, и Гошка не переставал удивляться: к чему? Ведь раз ты нигде на службе не состоишь и тебе так повезло, что не надо являться, как в школу, к определённому часу, не угнетай свой организм, а создавай ему щадящие условия!
Но Папа фактически мог работать только не более двух-трёх часов в сутки – утром. Потом семья, как следует завтракала, он провожал жену и сына до двери, брился и...отправлялся на: заседание, совещание, симпозиум, собрание, форум, митинг, диспут, встречу с читателями или выступление по телевидению (радио), открытие (или закрытие) выставки – одним словом, отправлялся на Мероприятие и возвращался домой вечером, где (по чётным числам) к этому времени собирались гости и единодушно выбирали улыбающегося Папу тамадой, то есть главным диктором застолья.
Мама была пе-ди-ат-ром (детским врачом). За день она умудрялась принять, осмотреть и вылечить несколько десятков ребятишек, по пути домой наполнить две огромные авоськи, ещё успевала приготовить ужин, а когда не было гостей (по нечётным числам) – выстирать, высушить и выгладить бельё.
Гошка старался не вмешиваться в дела родителей и быть самым незаметным в доме, чтобы ему давали минимум поручений. Тем более, что сейчас у него появилась забота – научить говорить Тюлю-Люлю. Но попугайчик упорно молчал, хотя по его осмысленному взгляду было видно, что он с интересом слушал Гошку, особенно когда тот читал стихи.
И вот сегодня (в нечётный, «разгрузочный», день) Папа вспомнил о сыне и попытался уточнить, сделал ли Гошка уроки. И есть ли у него вообще дневник.
Это оказалось так некстати, что Гошка умоляюще глянул на Маму, и та немедленно пришла на помощь.
- Своим постоянным контролем, ты хочешь отнять у ребёнка детство, - сказала она Папе. – Пусть он хоть изредка отдыхает...
- Изредка? – с сомнением повторил Папа. – Он пришёл из школы четыре часа назад и всё ещё не сбросил с себя усталость. Что их там, прессуют, что ли?
- Довольно того, что мы с тобой не знаем покоя! Сейчас время так ускорилось – не успеем оглянуться, как наш малыш вырастет и сам станет папой...
От этих слов Гошка похолодел.
- Мне бы хотелось подольше оставаться ребёнком... - признался он.
- Странный ты человек! – пожал плечами Папа. – Всё свободное время возишься с попугаем, когда перед тобой открывается удивительный мир неведомого!
- Как же! – усмехнулся Гошка. – Взрослые день и ночь барахтаются в нём: уже ничего не осталось на нашу долю...
- Ты видишь, как терзается ребёнок! – торжествующе сказала Мама. – А ведь ему необходим щадящие режим.
- Ошибаешься, сынок, - продолжал Папа. – Этому миру неведомого конца-края не видно: полностью его изучить не одному поколению невозможно – так коротка человеческая жизнь.
- Вот хорошо! – обрадовался Гошка. – Тогда и браться не надо. Научатся люди жить по пятьсот лет – пусть те поколения и пробуют...
- Устами младенца глаголет истина, - поддержала его Мама.
- Ты хочешь, чтобы наш сын вырос безграмотным чудиком? – поднял брови Папа.
- А чем лучше чудик образованный?! – парировала Мама. – Я хочу, чтобы Гошенька стал нормальным человеком, не обходя детство стороной; тогда ему ничто не грозит!
- Ну что ж, я разрешаю ему дружбу с попугаем, - тоном приказа заявил Папа, - но при условии, что мой сын избавится от двоек и троек. Решено! Хватит дебатов, а то я растеряю то, что придумал сейчас...
- Ты работаешь, даже когда разговариваешь, - едко сказала Мама. – Смотри, чтобы ты сам...
Папа не успел возразить: Гошка уловил, что разговор приобретает разрушительный характер, и вмешался.
- Хватит вам, родители! Лучше объясните мне, необразованному, - искоса глянул он на отца, - почему вы так перегружаете себя и не измените свой образ жизни? Бросьте работать и посвистывайте...
Папа и Мама растерянно переглянулись.
- Это ты? – грозно спросила Мама, поворачиваясь в Папе.
- Что я?! – испуганно моргнул Папа.
- Я спрашиваю: это ты внушил ребёнку своё низкое желание превратить меня в домашнюю работницу?.. А сами будете посвистывать?..
- Послушай, ну как ты могла?..
- Да, разумеется, расхохоталась Мама, и голос её задрожал. – Ты представитель сильного пола. Творец! А я должна бросить работу и обслуживать двух объедающихся мужиков?!
- О чём ты говоришь? Причём тут я?.. Гошка, ты понял что-нибудь?!
Мама заплакала.
- Значит это у него наследственное, - проговорила она сквозь слёзы. – Я знала, что в тебе живёт жестокий деспот, вселившийся теперь и в моего сына... На я этого не допущу, так и знай!
- Да нет, же, Мама, - повысил голос Гошка. – Я имею в виду вас обоих: ведь Папа может всё бросить и чихать в промокашку...
- Ах так! – возмутился Папа. – Ты хочешь, чтоб твой отец стал бездельником? Вёл жизнь завзятого тунеядца? Лишился радости творчества?! Я тебе чихну!..
И Папа кинулся к шифоньеру. Гошка сообразил, чем это может обернуться, и мгновенно исчез из дома.
Тюля-Люля с удивлением наблюдал происходящее и даже поковырял коготком в носу.
Папа, с ремнём в левой руке, присел на диван рядом с Мамой, вытер её платочком слёзы и нежно обнял за плечи правой рукой. Потом Мама поцеловала Папу и ушла в магазин, довольная тем, что день заканчивается так удачно. Папа задумчиво посмотрел ей вслед, облегчённо вздохнул, словно капитан океанского лайнера, миновавший бурю, погладил Тюлю-Люлю по золотистой тюбетейке и тихо произнёс:
- Тяжела ты, доля мужская...
И вдруг Тюля-Люля отчётливо, голосом Папы, произнёс:
- Тяжела ты, доля мужская.
Папа пошатнулся от удивления, а потом обрадовался и спросил:
- Так, значит, ты говорящий попугай?
- Иес, - скромно ответил Тюля-Люля, что по-английски означает «да».
